Спасибо, что живые…

Историки подсчитали, что за ХХ век в нашей стране было построено более тысячи подводных лодок. Через отсеки субмарин прошли сотни тысяч моряков, и кому-то суждено было остаться в погибших подлодках на дне моря навсегда. О них, об их подвигах и героизме написаны книги, сняты фильмы, их имена носят улицы, а родственники бережно хранят их награды. Но что мы знаем о тех, кто, неся службу на подводной лодке, оказавшись в критической ситуации, проявив подлинное мужество и высочайший профессионализм, не только выжили сами, но и спасли экипаж в горящих отсеках тонувших кораблей… Что мы знаем об этой «подводной России», служители которой, много лет назад совершив настоящий подвиг, скромно живут среди нас, не ожидая высоких наград и народного признания…
Холодное дыхание беды
Об этом жутко думать, но 24 года назад акватория Белого моря и прилегающие к ней земли могли стать эпицентром страшнейшей катастрофы, которая, возможно, превратила бы сотни квадратных километров земли и воды в зону выжженного ядерного отчуждения. Тогда, в далеком уже теперь 1991 году, в беломорских водах на тяжёлом ракетном подводном крейсере ТК-17 «Архангельск» случилась внештатная ситуация, и последствия ее могли быть куда страшнее чернобыльских, унести не сотни, а тысячи, десятки тысяч человеческих жизней, не говоря уже о радиоактивном заражении.
Страшная беда прошла мимо всех нас, лишь слегка задев своим холодным дыханием. И благодарить за это мы должны простого русского офицера-подводника, командира АПЛ «Архангельск», капитана первого ранга Игоря Евгеньевича Гришкова, чьи продуманные и решительные действия спасли от вероятной гибели Русский Север.
Официальная справка такова: «27 сентября 1991 года во время учебного пуска в Белом море на ТК-17 «Архангельск» в шахте взорвалась и сгорела учебная ракета. Взрывом была сорвана крышка шахты, а боевая часть ракеты выброшена в море. Во время инцидента экипаж не пострадал; лодка была вынуждена встать на небольшой ремонт». Всего несколько строк, а за ними – труднейшее, но единственно верное решение командира, позволившее предотвратить катастрофу, недели изматывающих объяснений и проверок, и – долгое забвение.
В канун памятной для всех членов экипажа «Архангельска» даты мы встретились с капитаном первого ранга Игорем Гришковым, чтобы узнать подробности того давнего случая, едва не ставшего роковым в истории русского подводного флота.
«Это были плановые стрельбы ракетой по береговому полигону, – рассказывает Игорь Евгеньевич. – 27 сентября 1991 года в 19 часов мы начали предстартовую подготовку. И тут во время посекундного отсчета на мнемосхеме тревожно замигала лампочка: «автоматическая отмена старта» – как потом выяснилось, из-за заводского дефекта в ракете. Я приказал всплывать, чтобы дать радио на береговой КП. С приходом на перископную глубину крейсер сотрясли три мощных – один за другим – удара. Первая мысль – всадили выдвижные устройства в днище обеспечивающего судна – такой случай произошел с моим однокашником по Нахимовскому училищу Юрой Скатовым в Гибралтарском проливе. Однако тут же пришлось отбросить это предположение как абсурдное – на судне старшим на борту был Виталий Федорин, впоследствии контр-адмирал, опытнейший моряк, к тому же само судно осталось у нас по корме. Практически сразу после серии мощных толчков лодка начала резко валиться на нос и правый борт, причем скорость нарастания крена и дифферента постоянно увеличивалась».
Как стало ясно позже, в пусковой шахте взорвалась учебная ракета. Что почувствовал в этот момент командир подводной лодки, оснащенной двумя десятками ракет с ядерными боеголовками? Страх? Ужас? Невыносимый груз ответственности за происходящее? Я не знаю, потому что мой собеседник словно и не услышал моего вопроса, продолжая свой рассказ в скупых, по-военному четких фразах:
«Аварийно сплываем в надводное положение. Бросаюсь к перископу. По всему горизонту обзора – пламя, объемный пожар, даже неба не видно. Горело топливо от ракеты, разбросанное по надстройке – это выяснилось уже потом. Ракета была твердотопливная, но в головной части было жидкое и очень токсичное горючее. От высокой температуры загорелось резиновое покрытие корпуса».
«Акула» в гидрокосмосе
Чтобы понять весь драматизм положения, надо хотя бы в общих чертах представить себе корабль ТК-17. Это крупнейшая в мире атомная лодка, предназначенная для несения боевого дежурства в высоких широтах, тяжелый ракетный подводный крейсер стратегического назначения проекта 941 «Акула».
Вот как описывает его журналист и писатель-маринист, автор исторических расследований, советский офицер-подводник Н.А. Черкашин:
«За всю мировую историю судостроения это была самая необычная подводная лодка. И не только потому, что ее размеры превышают десятиэтажный дом или почти два футбольных поля – длиной почти в пятую часть километра – 172 метра, высотой – в 26 метров. Конструктивно – это две подводные лодки, спаренные, как поплавки огромного катамарана. Между двумя прочными корпусами располагаются две капсулы. В носу – капсула торпедного отсека, а ближе к корме – капсула командного модуля, разделенная на два отсека. Оба корпуса катамарана соединены между собой тремя перемычками-переходами.
В случае возникновения аварийной ситуации в подводном положении личный состав аварийного отсека мог покинуть отсек в любую сторону и по системе перемычек попасть в любую точку корабля. Этой возможности были лишены обитатели центрального поста во главе с командиром. Из ЦП был только один выход – в смежный 19-й отсек. И если там возникала авария, то весь центральный пост оказывался заложником ситуации, выйти из неё можно было лишь в том случае, если в 19-м успешно справятся с огнем или водой.
Перед командной капсулой – колоннада баллистических ракет в двадцати шахтах. И все это – и оба прочных корпуса, и модуль, и ракетодром – заключено, спрятано, упаковано в наружный легкий, то есть проницаемый корпус-оболочку с возвышающейся башнеподобной рубкой. Объемистая рубка, стоящая к тому же на холмообразном возвышении, похожа на голову богатыря из пушкинской сказки, торчащую разве что посреди моря, а не посреди поля. Но настоящая «голова», точнее, мозг этого ракетно-ядерного исполина, упрятана в командный модуль, как в черепную коробку. В нем и центральный пост (18 отсек) со всеми пультами управления, и в отдельном – 19-м отсеке – собраны посты гидроакустиков, связистов, локаторщиков, радиоразведчиков – в общем, вся основная корабельная электроника.
Если на традиционных атомаринах отсеков не более десяти, то на «акулах» – 19! В былые времена по этим закольцованным отсекам устраивали спортивные забеги с эстафетой. А зона отдыха с плавательным бассейном? Обитаемость почти как в «Наутилусе» капитана Немо. Настоящая орбитальная станция, запущенная в гидрокосмос»…
Погрузиться нельзя всплыть
Пожар страшен сам по себе – неуправляемая стихия, одинаково бездушно уничтожающая все живое и неживое. Пожар на подводном крейсере, где 20 ракетных шахт размещены почти впритык, и в каждой – по стотонной баллистической ракете, да еще с разделяющимися боеголовками, – это преддверие катастрофы мирового масштаба.
Чем и как тушить такой пожар? Людей на палубу, охваченную огнем, не выведешь. Да и верхний рубочный люк не откроешь – он приварился к комингсу от лютого жара. «Формально я сделал все, что от меня требовалось – всплыл, дал радио, – вспоминает Игорь Евгеньевич. – Теперь надо было тупо стоять, то есть дрейфовать, и гореть, ожидая, когда из Северодвинска придут аварийно-спасательные суда. Стоять и ждать…».
Но каперанг Гришков прекрасно понимал, чем может закончиться такое стояние. В смежных с горящей шахтах уже могли греться боевые блоки других ракет. А потом и эти ракеты начнут срабатывать и взрываться, полетят во все стороны разделяющиеся боеголовки, ракетный град накроет акваторию Белого моря, обрушится на многонаселенный Архангельск, на Северодвинск с его крупнейшей в мире верфью… Это мог быть второй Чернобыль, а может, и похуже того.
А между тем ситуация ухудшалась с каждой минутой. Начали прогорать сальники на выдвижных антеннах, ядовитый дым пошел в самый большой и густонаселенный 19-й отсек. Только погружение могло прекратить пожар, смыть горящие обломки ракеты с корпуса подлодки. Но погружаться было крайне опасно – перерасходован запас сжатого воздуха, корабль почти лишился хода из-за поврежденных осколками ракеты винтов.
К тому же все руководящие документы, а главное – существующая до этого практика, запрещали уходить под воду в любой аварийной ситуации. На борту подлодки 170 душ – офицеры, мичманы, матросы. За бортом – живое Белое море и прибрежные территории. Погрузиться нельзя всплыть – ставь запятую где хочешь, в любом случае риск огромен, – или разметать все живое на поверхности ядерными зарядами, или навеки остаться в темной холодной глубине.
Невозможно представить, что все описанные выше события произошли в течение всего двадцати минут, на исходе которых капитан первого ранга Гришков принял окончательное и единственно верное решение, отдав приказ на погружение, – только этот маневр мог предотвратить возможную ядерную катастрофу. В 19.22 тяжёлый крейсер погрузился чуть глубже перископной глубины и сразу же, по замыслу командира, должен был начать всплытие. Объемный пожар был ликвидирован, но всплытие казалось почти невозможным.
«Была у меня последняя надежда – командирская группа баллонов ВВД. Она предназначалась для торпедной атаки, для самого крайнего случая, – рассказывает Игорь Евгеньевич. – И вот этот крайний случай настал. Конечно, воздух высокого давления мог порвать трубопровод всего корабля, но другого выхода не было. Механик подавал воздух толчками, трубы дрожали, вибрировали… но выдержали! Я тогда глаз не сводил с боцмана, который контролировал глубиномер. И когда он доложил, что лодка медленно, но все же всплывает, я понял – самое страшное позади».
Подводный крейсер смог вернуться на базу своим ходом. Ход давали не основные – заклинившие – винты, а подруливающие устройства. Шли со скоростью пешехода – в три узла, но все же самостоятельно прибыли в Северодвинск.
Надо ли говорить о том, что на берегу экипаж «Архангельска» встречали не оркестры, а суровые члены госкомиссии по расследованию ЧП? Наверное, надо. Об этом поется в песне члена экипажа «Архангельска» капитана второго ранга, поэта и барда Сергея Шабовта:
«Мы снова живы, братцы, как ни странно,
И снова не встречает нас оркестр…»
Проверки шли одна за одной – дивизионные, из штаба флота, из Москвы… Авария – это всегда повод для пристального разбирательства. «Несмотря на приметы того времени – наказание невиновных и награждение непричастных, никто из членов экипажа не был обвинен в создании аварийной ситуации. Ненаказание – высшая форма поощрения, – шутит Игорь Евгеньевич. – В конце концов все проверяющие пришли к одному выводу – ракета взорвалась по причине заводского брака».
Одним из первых аварийную подлодку осмотрел член Верховного Совета РСФСР от Архангельской области Альберт Буторин, принимавший участие в работе специальной правительственной комиссии. Именно он направил тогдашнему – и последнему председателю Верховного Совета СССР Хазбулатову свое заключение, в котором говорилось буквально следующее:
«Масштаб предотвращенной катастрофы грандиозен. Была реальная угроза взрыва атомной лодки с ядерным боеприпасом, в результате которого практически вся акватория Белого моря могла быть подвергнута радиоактивному заражению. И, как следствие, все поселения по его берегам должны были свернуть свою жизнедеятельность. Этих циклопических бедствий не случилось благодаря героическим, смелым и решительным действия командира». Именно Буторин уже тогда, в 1991 году, предлагал присвоить капитану первого ранга Гришкову звание Героя. У Игоря Евгеньевича был шанс стать самым последним Героем стремительно разваливающегося Советского Союза. Однако действовавшее в те времена неписаное правило не награждать «аварийщиков», сколь очевидными не были бы их отвага и самопожертвование, сработало безотказно – об «инциденте» постарались прочно забыть на долгие годы. Эта авария стала самой последней на атомном подводном флоте СССР. Не потому, что у нас аварий больше не было, а потому, что СССР больше не стало…
К слову, наградные документы на многих членов экипажа все-таки были оформлены, но политическая ситуация в стране менялась так стремительно и непредсказуемо, что они так и остались пылиться в отделе кадров дивизии…
Героизм без срока давности
В прошлом году группа ветеранов-подводников 1-й, 3-й и 11-й Флотилий подводных лодок Северного флота обратилась к губернатору Архангельской области Игорю Орлову с просьбой приложить все усилия для того, чтобы личные заслуги командира ТРПК СН ТК-17 «Архангельск» капитана первого ранга Игоря Гришкова были официально признаны и он смог получить звание «Герой Российской Федерации».
В письме, в частности, говорилось:
«27 сентября исполнилось ровно 23 года с тех пор, как капитан 1 ранга Гришков И.Е. своими действиями предотвратил в Белом море трагедию, которая по своим последствиям могла быть соизмерима с трагедией АПЛ «Курск» или, того хуже, с масштабами Чернобыльской аварии. Зная хорошо Гришкова И.Е., можем смело утверждать, что он честно служил своей Родине, был высоким профессионалом, крепким организатором, командиром для войны. Мы призываем восстановить былую традицию русской государственности – не забывать героизма, так как «ГЕРОИЗМ НЕ ИМЕЕТ СРОКА ДАВНОСТИ», и признать, что командир ТРПК СН ТК-17 «Архангельск» капитан 1 ранга И.Е. Гришков достоин присвоения высокого звания «Герой Российской Федерации» за личные заслуги перед государством, связанные с совершением геройского подвига».
Общественная организация «Союз офицеров» с аналогичной просьбой обратилась к президенту Владимиру Путину.
Сам же Игорь Евгеньевич говорит так:
«Моя цель не в том, чтобы добиться конкретного признания заслуг экипажа моего корабля. Главное – восстановить историческую справедливость, восстановить память о тех героях нашего флота, о которых по разным причинам молчат до сих пор. И хотя многих легендарных кораблей уже нет и многие люди уже ушли из этой жизни, нашей молодежи, поверьте, есть у кого учиться героизму и патриотизму».
В 2004 году в связи с отсутствием боекомплекта ТК-17 «Архангельск» был выведен в резерв, а в 2013 появились сообщения о его грядущей утилизации. Ветераны-подводники выступили с ходатайством открыть на базе ракетного крейсера музей, но… Станет ли «Архангельск» памятником, или, как говорят подводники, будет «распилен на иголки» – неизвестно. Пока участь его незавидна.
В нынешнем году, в памятный день 27 сентября, в нашем Всеволожском районе – в Колтушах, которые по праву считаются областной «столицей» ветеранов Краснознаменного Северного флота, впервые состоялась встреча экипажа тяжёлого ракетного подводного крейсера стратегического назначения ТК-17 «Архангельск».
О чем вспоминали боевые товарищи-подводники? О «кругосветках», о многомесячных автономных погружениях, о тех, кого уже с ними нет… О давнишней аварии вспоминали, а как же, ведь именно эти события и стали поводом для встречи. И, конечно, подняли тост за своего командира, русского офицера Игоря Гришкова, который выполнил свой долг по спасению не только самой АПЛ и ее экипажа, но и многих тысяч жителей Русского Севера.
P.S. Когда материал уже готовился к печати, нам стало известно, что 25 сентября в семье Гришковых отметили знаменательное событие – 40 лет совместной супружеской жизни.
«Моя любимая жена Наталья разделила со мной все выпавшие нам радости и горести, всю жизнь следовала за мной по гарнизонам, она – свет моей жизни, поддержка и надежда», – уверен Игорь Евгеньевич. Мы поздравляем «молодоженов» и желаем им счастья.
Светлана ЗАВАДСКАЯ
Фото Антона ЛЯПИНА и из архива И.Е. Гришкова
В статье использованы материалы из открытых источников