И дождь смывает все следы?

К нам в редакцию часто обращаются люди, которые ищут родственников, пропавших без вести во время Великой Отечественной войны. Мы советуем им обратиться в архив Министерства обороны, поискать в журналах боевых действий. Сведения о погибших можно найти в архивах госпиталей. По крайней мере, работа по учёту погибших военнослужащих проводилась. А в этом году к нам впервые обратились с просьбой – найти сведения о родственниках, не воевавших, но пропавших во время эвакуации. И мы с горечью обнаружили, что учётом гражданских людей во время войны никто всерьёз не занимался. Вот и получается, что беда у всех была одна, а боль – у каждого своя.

В июле в редакцию газеты пришло письмо из Казани. Писала нам коллега – сотрудница СМИ Дания Фатыховна Муратова, которая работает заместителем генерального директора информационного агентства Республики Татарстан «Татар-информ». Она рассказала о трагедии, которая произошла с семьёй её мужа – Ханифа Харисовича Тямаева. Дедушку Ханифа Харисовича звали Насыбулла Калимуллович Тямаев, бабушку – Зиннат. Они проживали в посёлке Нижний Нурлат Куйбышевской железной дороги (Октябрьский район Татарской автономной республики). Насыбулла Калимуллович однажды заступился за односельчан, с которыми председатель совхоза обращался очень жестоко. За малейшую провинность председатель совхоза писал на них заявление в НКВД, и многие односельчане отбывали наказание в лагерях. Нависла такая же угроза и над семьёй Тямаевых, ведь у Насыбуллы Тямаева произошёл серьёзный конфликт с председателем.

Необходимо было как-то спасаться – у Насыбуллы Калимулловича росло шестеро детей. Ему показалось весьма кстати, что в 1940 году пришла разнарядка по программе заселения пустующих земель. Поначалу всё складывалось хорошо. Дания Муратова написала из Казани о дедушке мужа: «В Ленинградской области они на­шли кров и работу. Хозяйка с детьми – дома, а глава семьи – на торфоразработках. Реальный заработок, в отличие от колхозных «палочек», наличие паспортов, близость Ленинграда давали надежду, что семья на чужбине не пропадёт, встанет на ноги, а дети выбьются в люди».

Следует отметить, что с собой в Ленинградскую область Тямаевы взяли только пятерых детей: Салиха, Гарифа, Марата, Азата и маленькую Зайнаб. Старший сын Харис поехать не смог, потому что он в это время учился в ФЗО, а позже пошёл в армию, на Северный флот, и стал участником ВОВ. Забегая вперёд, скажем, что Харис – единственный из семьи Тямаевых, кто остался жив. А по программе заселения пустующих земель вместо Хариса поехала двоюродная сестра – Нафиса-апа.

Последние сведения, которые были получены от семьи Тямаевых, – это открытка на татарском языке. Она датирована 25 октября 1941 года. В ней скупо сказано, что семья устроилась хорошо, и написан адрес: «Ленинградская область, Всеволожский район, Борисово-Гривский сельсовет, трудпосёлок № 16, барак № 5». А через некоторое время в Казань вернулась Нафиса-апа – худющая, больная. Она рассказала следующую историю: «Когда нам объявили об эвакуации, Насыбулла абый не было дома. Вместе с другими мужчинами он работал на лесозаготовках. Нас стали грузить в эшелоны, в это время налетели немецкие самолёты, началась бомбёжка. Поднялась паника, всё смешалось – люди, трупы, домашний скарб. Я думаю, Зиннат апа с детьми там и погибли».

Где нашёл свой последний приют глава семьи Насыбулла – неизвестно. Он был освобождён от армии, так как родился в 1900 году, а в 1941 году в армию мобилизовали только мужчин с 1905 по 1918 год рождения. Мужчин такого возраста, как Насыбулла Калимуллович, забирали тогда только на трудовой фронт. Наверное, он работал на лесозаготовках или торфозаготовках, а там люди погибали и от голода, и от частых бомбёжек. Можно себе представить, какой болью в сердце старшего сына отозвалась гибель всей семьи. У него перед глазами непрерывно возникали образы отца (уважаемого человека), ласковой матери, маленьких братишек и сестрёнок. После фронта Харис Тямаев вернулся в родной совхоз и стал работать бухгалтером. У него появился доступ к документам, где он нашёл компрометирующий материал на обидчика семьи – директора совхоза, и того посадили в тюрьму на 10 лет. Так старший сын, как сумел, отомстил за родителей.

А потом начались поиски. Тямаевы посылали запрос за запросом: и в Министерство обороны, и в Рахьинское СП, куда административно относился трудпосёлок № 16. Ответ приходил один и тот же, например: «Справка. Выдана Рахьинским МП «ЖКО» ВРЛО в том, что в неполных документах архива торфопредприятия «Ириновское» и торфопредприятия «Блудное» Тямаев Н.К. 1900 г.р. и Тямаева З.Х. и её дети не значатся. Данных о прописке Тямаевых не имеется». Вот так и получилось, что жила на свете большая шумная семья – люди трудились во славу Родины, мечтали о счастливой жизни, а от них не осталось никаких следов. И могилку найти невозможно.

Дания Муратова и внук погибшего Ханиф Тямаев приняли решение: они поедут в Ленинградскую область и осмотрят те места, где жили их родственники. Специально для этого купили железнодорожный тур из Казани в Санкт-Петербург. Во Всеволожский район прибыли 13 августа. Конечно, мы готовились к этой встрече. Приехавших встретила целая делегация. Это были председатель Совета ветеранов посёлка Рахья Станислав Станиславович Пирнач, редактор газеты «Наше Приладожье» Елена Шмата и автор этого материала, редактор отдела культуры и молодёжной политики газеты «Всеволожские вести».

Мы решили по возможности объехать все местные кладбища, где были во время войны похоронены гражданские люди. Начали с кладбища посёлка Рахья. Чисто, убрано, очень скромный памятник – и почти не обозначено ни одного имени. А ведь Рахья во время блокады была важным стратегическим пунктом – здесь находился единственный источник топлива для Ленинграда.

В округе Рахьи перед войной проживало 10 000 человек. Многие из них погибли или от голода, или во время бомбёжек. У памятника погибшим работникам торфопредприятия и умершим от голода во время эвакуации Ханиф и Дания возложили капсулу с мусульманской молитвой и засыпали её землёй из посёлка Нижний Нурлат Куйбышевской железной дороги. Такую же церемонию они проводили на всех мемориалах, которые мы посетили в этот день.

В Ириновке на месте здания клуба, как рассказал директор Музея «Дорога Жизни» А.Б. Войцеховский, была когда-то станция, где совершали последнюю на Дороге жизни посадку в железнодорожные вагоны. Никакой таблички по этому поводу на здании клуба не установлено. Не установлена табличка и в доме, где сейчас продаются хозтовары. По свидетельству местной жительницы, в этом здании находилась конюшня. Часть конюшни была завалена трупами. Возможно, в этом месте была посадка в эшелоны у семьи Тямаевых. Хотя бомбили Ириновку редко. Зато в воздухе здесь стоял запах смерти.

Нам рассказали: «Бывало, открывали прибывший из Ленинграда вагон – а в нём половина мертвецов. Их штабелями укладывали вдоль дороги, весной, одно время гора трупов стояла выше человеческого роста. Возле неё стояли охранники – так как были зафиксированы случаи трупопоедания. Как только таял снег, выкапывали яму, туда погибших складывали. Никакого учёта даже количества погибших не велось, не говоря уже о том, чтобы установить их личности».

Часть из них была захоронена возле так называемой «красной стены». Так в народе прозвали мемориал возле посёлка Ириновка. Надписи на мемориале гласят, что здесь похоронены советские воины, умершие от ран в госпиталях, девушки-воины из медицинских и инженерных частей, ленинградцы, погибшие при эвакуации. Про них написано на одной из стел: «Город очень хотел спасти //Матерей, детей, стариков.// Голод здесь их догнал в пути// У приладожских берегов»…

Да, голод был жесток. Как мне рассказывала жительница посёлка Борисова Грива Е. Г. Васильева, во время войны она жила в Ленинграде. Её свёкор и свекровь были научными работниками, находились уже на пенсии. В начале 1942 года они сошли с ума от постоянных стрессов, которые невозможно было пережить…

Следующим пунктом нашей поездки с Ханифом и Даниёй была Борисова Грива. Здесь, на железнодорожной станции, расположена табличка следующего содержания: «Через станцию Борисова Грива проходила Дорога жизни, соединявшая Ленинград со всей страной». По воспоминаниям свидетелей, в Борисовой Гриве проходила пересадка эвакуируемых в автобусы. И здесь же их кормили кашей. Как о самом вкусном угощении в жизни вспоминают некоторые из них сейчас об этой тарелке каши. Эвакопункты находились также в Морье, в Борисовой Гриве. Везде рядом с ними лежали горы трупов, и даже в Кобоне – на том берегу.

Главным пунктом назначения для приехавших из Казани, был, конечно же, бывший трудпосёлок № 16. Но он уже давно не существует. После вой­ны он перешёл к предприятию Нев­ская Дубровка, и на месте жилых бараков была построена свиноферма. Затем, в 90-е годы, свиньи были ликвидированы, и сейчас на этом месте появилось какое-то закрытое частное предприятие. Но нас пропустили на территорию, и семья Тямаевых смогла постоять на том месте, где жили когда-то их родственники, подышать этим воздухом, увидеть местное душистое разнотравье. Затем мы посетили ещё одно маленькое скромное кладбище в Борисовой Гриве. Сколько здесь захоронено гражданских – никто не помнит. Восстановлено только несколько имён. Возле памятника чисто. Каждый год местные захоронения прибирают учащиеся школ Рахьинского ГП.

Мы не смогли проехать мимо главных объектов Дороги жизни – мемориала «Разор­ванное кольцо» и Осиновецкого филиала Военно-морского музея – Музея «Дорога Жизни». Директор этого музея Александр Брониславович Вой­цеховский сообщил супругам, разыскивающим родственников, много потрясающих фактов. Он считает, что найти гражданского человека среди погибших во время блокады – это было всё равно что найти иголку в стогу сена.

«Очень много было неучтённых, – говорил А.Б. Войцеховский. – Взять, к примеру, такие цифры: перед началом войны население Ленинграда было 2,5 миллиона, а в начале войны – 2,8 миллиона. Откуда прибавилось 300  000 человек? Это были в основном жители из оккупированных немцами деревень. Они приходили из Пскова, из Новгорода. Они думали, что Ленинград, как очень важный и большой промышленный центр, ни за что не сдадут немцам. Вот этим-то беженцам во время блокады и досталось хуже всех. У них не было карточек, и никто их не учитывал…

Эвакуацию ленинградцы ожидали как спасение. Но именно во время эвакуации многих подстерегала смерть. В шторме погибали суда. 120 бомбёжек пережил Осиновецкий порт. Одних только немецких самолётов на дно Ладожского озера ушло 160, а наших – ещё больше. Гражданское население начали вывозить из осаждённого города 20 января 1942 года, а до этого самолётами и по Ладоге вывозили только предприятия и специалистов. В 1942 году стояла лютая зима. На Новый год зафиксирована температура – 51,5°. Но Ладога всё равно не вся замёрзла, после разрывов снарядов оставались небольшие полыньи размером до 50х80 см. Такие полыньи едва-едва затянет тонким ледком, сверху припорошит снегом – водители не замечали, и машины проваливались.

Ветер в Осиновце вроде бы небольшой – лес сдерживает, но если идти по льду по Ладоге – ветер сильнейший. 200 машин на льду Ладожского озера пропали без вести. Известен случай, когда одна машина заблудилась во время метели и двое суток кружила вдоль берега озера. Было много случаев самоэвакуации – люди, не дождавшись талонов на эвакуацию, пробирались мимо погранпостов, залезали в лодки, якобы они – рыбаки, а на том берегу потом высаживались. Иногда место в лодке «покупали», например за золотое кольцо. Или на судне выкидывали вещи эвакуированных, а сами прятались вместо вещей». Если они погибали, кто это фиксировал?

В какую из этих многочисленных трагедий могла попасть Зиннат Тямаева с детьми, сейчас просчитать трудно. Ясно одно – таких, как она, пропавших без вести, были тысячи и тысячи. Дания Муратова пришла к выводу: «Конечно, в Казани мы часто пишем о войне. Во многих наших семьях на войне погибли родственники. Но только здесь, находясь на Дороге жизни, я поняла, какой ужас, какое напряжение сил переживали ленинградцы. И я считаю, что наши школьники должны побывать на экскурсии на Дороге жизни. Только тогда они осознают цену тому подвигу, который совершили ленинградцы».

Ханиф Тямаев и Дания закончили свою поездку по Дороге жизни тем, что опустили капсулу с землёй, привезённой со своей малой родины, в воды Ладоги. В это время закончился дождь, и на небе засияла радуга. Гости из Казани решили, что эта радуга вышла как знак того, что жизнь продолжается.

А мы после этого продолжили разговор с председателем Совета ветеранов Рахьинского СП С.С. Пирначем. Нам было грустно, что страна вроде бы несправедливо отнеслась к бойцам трудового фронта. Нет для них на Дороге жизни ни достойных памятников, ни сохранённых архивных документов. Много одиночных могил рабочих торфозаготовок и лесозаготовок до сих пор разбросаны по лесам Рахьинского СП. Вот и задался сейчас С.С. Пирнач идеей: «А что если устроить всем могилам гражданских лиц перезахоронение и сделать им большой мемориал на Дороге жизни?»
Людмила ОДНОБОКОВА

Фото автора