Долгое эхо войны Александра Войцеховского

К юбилею Музея «Дорога Жизни» – а в сентябре 2012 года ему исполнилось сорок лет – его директор Александр Войцеховский (на снимке) решил «подбить» некоторые итоги 40-летней жизни и деятельности учреждения. Выяснились две определяющие его лицо вещи:  музей является народным по сути, хотя по статусу – филиал Центрального военно-морского музея. Но собирался и создавался он десятилетиями на волне энтузиазма ветеранов, здесь воевавших, жителей и детей блокадного города. В память о всех – взрослых и детях, военных и гражданских лицах, кому могилой стало Ладожское озеро… Впрочем, что музей подлинно народный, Войцеховский знал всегда, но он не представлял масштабов народной инициативы. Какое огромное количество людей несли сюда фотографии, отдавали семейные реликвии и святыни, щедро делились документами и воспоминаниями…

Простая арифметика

Одна цифра поразила даже самого директора: ежемесячно Музей «Дорога Жизни» в среднем посещают 5073 человека. Простая арифметика: за год более 60-ти тысяч!  Учащиеся средних школ Петербурга и области, студенты вузов, солдаты  и дети минувшей войны и уже внуки и правнуки этих солдат спешат сюда, на 45 километр легендарной Дороги жизни, где под открытым небом прямо на берегу Ладоги  расположилась большая часть экспонатов Музея «Дорога Жизни».

Их можно потрогать руками, посчитать количество пробоин на крыле штурмовика Ил-2 – их 27, этих следов боевых ранений… Можно просто постоять на берегу  Ладоги, вглядываясь в это бесконечное пространство, – с мыслью о тех, кто «ушел, не долюбив, не докурив последней папиросы»…

Здесь, на берегу Ладоги, есть о чем подумать. Здесь каждый экспонат «говорящий»: у одних будит воспоминания, другим дает такую волю воображению! Ну а если экскурсию ведет сам директор Музея «Дорога Жизни» – Александр Брониславович Войцеховский, считается, что вам особенно повезло. Потому что для него за каждым экспонатом – судьба человека. Практически каждый из них: и знаменитый ЗИС-5, и легендарный ГАЗ-АА, ставшие для ленинградцев символами жизни и Победы,  и штурмовик, и танк,  и разнокалиберные «зениточки», как любовно называет их директор, были найдены и подняты со дна Ладоги при непосредственном и самом деятельном участии Войцеховского. 13 лет он руководит  Музеем «Дорога Жизни» в Осиновце, и все эти 13 лет, по сути дела, идет непрерывная борьба за сохранение этого уникального музея.

– Вот такое долгое эхо войны… – философски говорит нам Войцеховский при встрече, – для потомков, конечно же, неважно, сколько сил потратил я  или сколько раз мой товарищ, отставной майор Вячеслав Овчинников, со своими друзьями водолазами опускался на дно Ладоги, чтобы поднять эту полуторку… Для них важно, что это именно та полуторка, на которой совершенно точно везли в осажденный Ленинград хлеб и вывозили из блокадного города детей и взрослых, измученных голодом,  и всем понятно, почему машина оказалась на дне Ладоги… И мы возвращаем эти имена, «восстанавливаем», если так можно сказать, реалии тех дней и  ставим точку в судьбе человека. Как правило, трагической. А Александр Брониславович рассказывает нам историю вполне  апокалипсическую. Он, конечно, не раз рассказывал ее посетителям, но каждый слушает эту историю, затаив дыхание.

«Ну, что ж ты, полуторка?!»

Один из тех  водолазов, который в блокадную зиму прокладывал подо льдом Ладожского озера ВЧ-кабель для связи осажденного города с Большой землей, буквально  через несколько минут после спуска подал со дна сигнал: «Немедленный подъем!»

Когда водолаза подняли, он, видавший виды мужчина, не мог сдержать эмоций от увиденного. На дне озера стояла полуторка: кузов был полон людей, застывших в тех позах, в каких их застала смерть. Судя по всему, машина ушла под лед за какие-то мгновения, и ни у кого из ее пассажиров, ослабевших от голода, не было возможности спастись. Но самое страшное ждало водолаза, когда он распахнул дверцу автомобиля: за рулем сидел водитель, держа на руках младенца, а рядом с ним женщина, у которой на руках тоже был младенец…

Вот такая история… Подобную этой полуторку команда добровольных помощников Войцеховского, включая майора Овчинникова, сотрудников редакции журнала «За рулем», с которой Александра Брониславовича связывают долгие годы дружбы,  при содействии Министерства транспорта РФ, – подняли из пучины к 70-летнему юбилею Дороги жизни. От кабины почти ничего не осталось, но любой ветеран сразу узнавал легендарный ГАЗ-АА. Во всяком случае, для ленинградцев он стал одним из символом Победы, может быть, даже более значимым, чем легендарный танк Т-34.

– И о танке отдельный разговор, – продолжает для нас эту своеобразную экскурсию Войцеховский. – Это вообще детективная история!   Приходит ко мне  в прошлом году человек и рассказывает нечто удивительное. Во время финской войны наши войска отступали, в числе отступавших был отец этого человека, танкист. У одного из притоков Вуоксы они столкнулись с непреодолимой водной преградой, там же пороги, течение сумасшедшее! С танком была еще и полуторка. Закончилось горючее, снаряды – ничего не было! Но было желание не оставлять танк врагу, и они решили его утопить! Включили скорость, и танк с крутого бережка уходит под воду. Ну а чтобы переправиться на другой берег, включили смекалку, – они с полуторки снимают колеса, снимают камеры, и на этих камерах, как на понтонах, преодолевают этот стремительный приток Вуоксы. Так экипаж спасся. А в конце 70-х – начале 80-х один из танкистов  показал место, где они утопили танк, своему сыну. И ко мне приехал этот уже взрослый мужчина и предложил показать место, где, по расчетам его отца, должен был находиться танк…

Мы поехали на Вуоксу с нашими добровольными помощниками. Поехали, не очень веря в успех, потому что, к сожалению, бывало, что нам давали неверные сведения. Потом сколько лет прошло! Течением танк могло снести, засыпать песком и илом… Такое бывало… Но мы рискнули, и нашли эти самые колеса, которые парни сняли  с полуторки,  чтобы переправиться на другой берег. Танк тяжелый, его далеко не могло отнести. Сейчас готовим еще одну экспедицию, чтобы найти и поднять сам танк.

«Чтобы память не ржавела!»

…Сколько таких подлинных историй, повторяю, может рассказать Войцеховский… – только успевай слушать и записывать. На самом деле в реальной истории той войны очень мало красивостей, зато в избытке крови, лишений, голода и холода, и, конечно, смертей.

Смерти молодых и красивых людей, которым жить бы и жить! Чтобы сохранить память о них – для этого поднимают со дна морского ржавое железо эти люди. Чтобы не ржавела наша память…

…Вот мы стоим у обломков самолета. Практически сохранилась только  ось крыла, фюзеляж, изрешеченный пулеметной очередью. Штурмовик Ил-2… Броневой щит тоже во вмятинах…

– Это ржавое железо, конечно, уже не восстановить, – говорит Александр Брониславович. – Но я думаю, и не надо этого делать. Ребята особенно любят этот экспонат, потому что он такой… подлинный. Если бы он сверкал и сиял новенькой краской, это было бы не то… Мы когда подняли из болота этот самолет, а это была еще та эпопея! – и  лебедками,  и вручную, и  с помощью понтонного плота, но вытащили. Я засел в архивах, и совершенно точно могу сказать, что самолет был сбит около 12-ти часов дня 1943 года. И самое печальное, он каких-то пару километров не дотянул до аэродрома Смольное… Штурмовик участвовал в прорыве блокады. Командир Виктор Павлов захоронен у нас во Всеволожске, на мемориальном кладбище на Румболовской горе. А стрелок тогда остался жив, он выучился на летчика, но через год тоже погиб, уже в 44-м, и захоронен на кладбище в Агалатово…

Стоим молча у проржавевшей стали. Так же молча стоял здесь несколько лет назад старший лейтенант Константин Ефстифеев. Потом прислал в музей стихи. Вот эти, которые сейчас с выражением читает молодой парнишка, как выяснилось, студент колледжа водного транспорта. И мы их читаем тоже. Про себя. «Вот фюзеляж. Не стало строгих линий, снискавших скорость, покорявших даль, – лежит на дне летучий алюминий, и поржавела даже броневая сталь. И сила взрыва кровь с водой смешала, но и тогда – сурова и крепка, обломок самолетного штурвала не выпустила мертвая рука. Пусть боевая рубка сбита взрывом, на тросах руль безжизненно висит, Ил в ненависти бросил вызов, и враг поверженный разбит!  И пусть потом, чтоб все узнали, мы памятник воздвигнем на века: на самолетном, сломанном штурвале, горящая, но твердая рука!..»

«Если не я, то кто?»

Задаю директору музея вопрос, который меня при знакомстве с тем или иным человеком интересует в первую очередь: что движет человеком, какие мотивы определяют его поступки? Что, например, этого, не очень уже молодого и не очень здорового, человека заставляет нырять в его 72 года на дно морское, торчать в архивах и стучаться в разные двери, чтобы добиться хоть какого-то ремонта здания музея? И все это, заметьте, вопрос немаловажный – за зарплату, которую  Войцеховский даже постеснялся мне озвучить. Зато сотрудники музея мне шепнули, что он еще и умудряется тратить на музей часть своей честно заработанной пенсии и лично сваривать ограждение вокруг музея, благо мужик рукастый…

Вам часто приходится встречать таких альтруистов, уважаемые читатели? Таких бескорыстных радетелей какого-то общего дела? Даже мне, в силу особенностей своей профессии, не так часто выпадает удача встретиться с такими людьми… Спрашиваю Войцеховского: «Ну и зачем? Зачем, Александр Брониславович? Выращивали бы себе на участке клубнику!» И он не задумываясь отвечает хоть и  привычными, но очень искренне звучащими фразами:

– Ну, если не я, то кто же? Кто будет выращивать молодежь в духе любви к Отечеству, к  родной истории? Кто сохранит этот уникальный музей для потомков? Выращивать клубнику может практически каждый, а у меня другая задача… А почему это началось и как? Можно сказать – случайно, а можно сказать, что все закономерно, и что я всю жизнь шел к этому, как выяснилось, главному делу своей жизни.

После армии работал слесарем на ЛОМО.  Больше 50-ти лет назад окончил сельскохозяйственный институт, работал председателем колхоза на Вологодчине, по возвращении в Ленинград – гл. инженером автотранспортного  предприятия, на партийной работе был. Окончил уже в зрелом возрасте университет, а в 85-м году  приобрел здесь, в Осиновце, небольшой участок, поставил сам дом, и с этого все и началось. Моя музейная карьера, если так можно сказать… Я заходил сюда, поскольку музей был прямиком напротив моего дома, почти ежедневно общался с его директором, это был совершенно замечательный человек – Петр Лазаревич Редькин, который более 20-ти лет возглавлял Музей «Дорога Жизни», очень много сделал для его создания. Мы с ним все время общались, я знал все экспонаты, их историю.

А потом, когда пришли 90-е годы, на моих глазах стало происходить постепенное умирание музея. Финансирования практически не было никакого, все разрушалось, а самое главное – стали происходить какие-то совершенно недопустимые, на мой взгляд, вещи. Уникальный самолет, на котором в блокадный Ленинград всю войну тоже доставлялись  продукты, – это Ли-2, его музею подарил аэропорт Пулково, стал местом паломничества каких-то темных личностей. Сорвали двери,  сломали обшивку, портили другие экспонаты… Знаете, это как бы на твоих глазах постепенно уничтожали родного и близкого тебе человека – разве бы ты не вступился? Если ты человек, мужчина, имеешь совесть и честь? Я пришел в музей и предложил свои услуги. Мне было все равно кем – сторожем, младшим научным сотрудником, хоть кем… И меня взяли, отправили на курсы повышения квалификации, я выучился, и, выйдя на пенсию, принял Музей «Дорога Жизни» уже в качестве директора. И все эти 13 лет идет война, самая настоящая война за настоящее и будущее музея, как говорится, с переменным успехом.

Но все-таки наши ветераны, блокадники и лично Ирина Борисовна Скрипачева, председатель Общества жителей блокадного города, дошли до президента Путина, а уж сколько и в какие только они инстанции не писали о разрушении  всего мемориального комплекса по Дороге жизни! И были услышаны, наконец. Два раза сюда, в Осиновец, приезжал губернатор Ленинградской области Александр Юрьевич Дрозденко, постарался вникнуть во все наши проблемы и обещал помочь. А главная наша проблема – то, что мы являемся филиалом Центрального военно-морского музея. Отсюда и наши мизерные зарплаты, и постоянное недофинансирование, если не сказать – полное его отсутствие, невнимание и небрежение к  уникальному, по сути дела, мемориальному комплексу. И хотя сейчас ситуация меняется, все прекрасно понимают, что вырастить поколение нельзя без любви к исторической памяти, к нашим святыням.

– А откуда у вас, казалось бы, «чистого технаря», такая любовь к истории? – задаю вопрос Войцеховскому, и он  кратко отвечает: «От бабушки!»

Бабушкины уроки истории

Бабушку звали Софья Дмитриевна Догадаева, потомственная дворянка и «смолянка». Институт благородных девиц она окончила в 1911 году, с восторгом приняла революцию, всю жизнь проработала педагогом, по выражению Александра Брониславовича, в трех городах: Санкт-Петербурге, Петрограде и Ленинграде. А в 1937-м году получила  орден Ленина за педагогическую деятельность. Но воспитание единственной дочери – Полины – доверила государству. Отдала  в первый в России детский дом на набережной Красного флота, который создавала лично Надежда Крупская. Зато воспитанием внука занималась от души: «Я до 20-ти лет писал по заданию бабушки сочинения! – смеется Войцеховский, – и она мне ставила отметки. Жили мы на Невском, 20, и я пешком бегал в Дом книги, чтобы «ухватить» какую-нибудь новую книгу. И почему-то особенно любил книги по истории».

А вот отца своего Александр Брониславович практически не помнит. Бронислав Иванович Войцеховский ушел на войну и погиб на Белорусском фронте в 1942-м году. Мать – Полина Александровна – всю войну грузила  и сплавляла баржи  по матушке Волге. Так что маленький Саша, и его старший брат Володя, и сестренка тоже не миновали стен детского дома – мамы дома практически не было, она, как и все, работала на Победу.

– Но война нас тоже достала, – говорит Войцеховский. – Или мы ее достали… догнали, даже не знаю, как сказать. Но после войны  в лесах под Вуоксой, в Карелии, куда маму послали поднимать сельское хозяйство, в частности птицеводство, а мы – при ней, было столько оружия, вам не передать!.. И мы с братом Вовкой килограммами, ящиками притаскивали в дом и прятали под крыльцом патроны, гранаты, снаряды, вытряхивали из них порох, и еще печку порохом растапливали. Мама найдет очередной наш склад, вызовет милицию, все это увезут, а мы по новой начинаем это «собирательство». И хотя нам и попадало… но, может быть, оттуда во мне этот интерес к оружию, к судьбам людей, сложившим головы на войне…

Он никогда не забудет эту историю. В очередной раз в лесах под Вуоксой они с братом нашли тщательно замаскированный склад. Склад был закрыт, но разве мальчишки не откроют то, что очень хочется открыть. Открыли и  застыли от ужаса: прямо перед ящиками со снарядами лежал солдат. В полном обмундировании, в шинели, рядом с ним лежала винтовка. Лицо было прикрыто каской, и  казалось, солдат просто спит… Пацаны бежали. Через день вернулись. Солдат лежал точно так же. Осмелев, Сашка длинной палкой осторожно дотронулся до шинели. И на их глазах все, что  минуту назад казалось живым человеком, осыпалось, превращаясь в прах… Только ребра торчали из горстки пепла… Как жалеет спустя годы Александр Брониславович, что тогда, сильно напуганные, они не стали искать с братом документов, медальона, чтобы восстановить из небытия имя этого нашего солдатика, у которого где-то, конечно же, остались родные. Он помнит эту историю до сих пор и рассуждает так:

– Может быть, я отрабатываю долг за этого солдата, за моего отца, могила которого нам, его детям, тоже неизвестна, я выплачиваю этот долг, потому что я не сделал того, что должен был тогда сделать. Узнать имя этого солдата, сообщить его родным, поставить точку в этой человеческой судьбе. А мы ведь его даже не похоронили. А вы знаете, как? «Пока не похоронен последний солдат, война не окончена». Так что для меня эта война еще не закончена, в том числе и за музей. И я верю в его будущее, что он нужен и будет востребован еще долгие-долгие годы…

И словно в подтверждение слов директора Музея «Дорога Жизни» сюда, на 45 километр, подкатили сразу два огромных экскурсионных автобуса. Оказалось, так решили завершить очередной учебный год преподаватели 1-го лицея города Всеволожска, которым руководит  заслуженный учитель России Тамара Ивановна Семенова, и ученики одной из петербургских школ. К сожалению, не успели спросить – какой, потому что ребятишки тут же побежали к зениткам, к самолетам, к полуторкам: «Ты посмотри! – кричал один мальчуган другому, – это все всамделишное! На этом хлеб в Ленинград возили, мне бабушка рассказывала! И на этой машинке ее маму вывезли из города!»

– Ну, как вам такие уроки истории? – спросил меня Войцеховский. И я честно призналась, что такие уроки мне кажутся самыми главными в жизни любого человека…

И ещё о семье

Несколько лет назад семью Войцеховских постигла страшная трагедия. В пожаре, случившемся в доме в Осиновце, погибла Валентина Федоровна, жена Александра Брониславовича и мать их единственного сына Дмитрия. Валентина Федоровна была педагогом, всю жизнь преподавала физику и была учителем начальных классов, в том числе в Лицее № 1 г. Всеволожска. Ее до сих пор помнят и коллеги, и ученики. Даже не хочется говорить, как семья перенесла это горе – все понятно. Хочется поговорить о другом: о необратимости генов. Дмитрий, как отец в юности и как бабушка Полина Александровна, избрал крестьянскую стезю. Он успешный фермер, выращивает овощи и картофель на нашей всеволожской земле. Два его старших сына – Максим и Артем, окончив вузы, сейчас служат в армии.

Младший, Аким, пока только в школе учится, но одинаково проявляет интерес и к технике, и к истории.

– Так сколько же у вас внуков?

– А четверо! – опять с гордостью отвечает Войцеховский. – Единственная внучка, Юля, как и бабушка Валентина, окончила сначала педагогическое училище, потом Институт им. Герцена, даже делала выставку в пятом зале нашего музея рисунков своих учеников: «Мы это помним. Мы это знаем!» Да, собственно, все мои четверо внуков и выросли здесь, в Музее «Дорога Жизни», для них этот музей – дом родной…

Татьяна ТРУБАЧЕВА

Фото Антона ЛЯПИНА