Жаркие дни и холодные ночи Афгана

Подполковнику в отставке М.С. Быстрову в декабре 1979-го было 33 года, он уже был майором, командиром батареи, и в составе 55-й зенитно-ракетной бригады Туркестанского военного округа его дивизион вошел в Афганистан 22 февраля 1980 года. До сих пор как наяву видит Михаил Сергеевич эти горы вокруг чаши аэродрома Баграма, эти землянки, вырытые прямо в пустыне, помнит, какие холодные ночи и жаркие дни в Афганистане…

«В училище отправила бабушка»

– Мы люди военные, – говорит мне подполковник, – и военная присяга, выполнение своего профессионального долга для нас – закон!

– Вот так, совершенно не размышляя, и пошли в Афганистан? – задаю Михаилу Сергеевичу провокационный вопрос.

– Почему же не размышляя… – подумав, отвечает Быстров. – Очень даже размышляя… Больше всего я размышлял над тем, как сохранить жизнь солдатам, не допустить потерь личного состава. Да и самому хотелось вернуться живым: меня дома ждали жена и сын. А война – что ж… Когда выбираешь такую профессию, то к войне надо быть готовым всегда. – В армию, то есть в военное училище, меня отправила любимая бабушка. Зоя Георгиевна Гурьева, мамина мама.

В семье Быстровых бабушка Зоя Георгиевна была непререкаемым авторитетом. «Курсистка», чуть ли не в гражданскую вой­ну окончившая курсы акушерок, потом медицинский институт, она в небольшом городке Петровске, увековеченным Гоголем в образе городка N, находящегося точно посередине между Пензой и Саратовым, занимала важную должность: была главной акушеркой города. Лично принимала роды у всего женского населения, в том числе и у своей дочери Светланы. Бабушка была первым человеком, которого увидели и Миша, и его младшая сестра Зоя. Она для него и осталась главным человеком на земле.

У Зои Георгиевны была тяжелая судьба: в 37-м был репрессирован, а в 38-м году расстрелян ее любимый муж, Александр Иванович Гурьев. Офицер царской армии, горячо принявший идеи революции и освобождения мирового пролетариата и крестьянства, он прошел Первую мировую, еще в 1916 году вступил в ВКП(б), воевал всю гражданскую войну. По окончании гражданской был назначен начальником связи Северного края, куда входили Архангельск, Мурманск, Вологда и вся Карелия. А потом – обвинение «в контрреволюционной деятельности против советской власти», припомнили и его офицерство в царской армии. Как Зоя Георгиевна и маленькая Светлана сумели избежать участи жены и дочери врага народа – сейчас трудно сказать. Семейное предание гласит, что Зоя Георгиевна спасла при родах жену какого-то чрезвычайно важного чина, – может, это им и помогло…

– Во всяком случае, именно любимая бабушка, – продолжает свой рассказ Быстров, – сказала мне, когда я окончил 10 классов: «Я всю жизнь мечтала, чтобы у меня был внук, и чтобы внук, как и дед, стал военным». Кстати, мой дед Александр Иванович тоже имел воинское звание подполковника. А отец закончил войну только старшиной. Но зато где и как воевал! Уже в декабре 41-го он попал в специальный бронедивизион, где на вооружении были первые «катюши»! Их бросили под Москвой в первый бой, из десяти машин вернулись восемь, в том числе и мой папа. Его отправили в числе других на переобучение, и всю войну он был в дивизионе «катюш» начальником ремонтной службы. Дошел до Польши со своим дивизионом, под Люблино-Залесским был тяжело ранен. Госпитализирован сначала в армейский госпиталь, потом в Саратовский, где его выходили, и Победу в 45-м он встречал в уездном городе N, то есть в Петровске, где и встретился с моей мамой, Светланой Александровной. А в 46-м году появился на свет я.

Вот так мы с Михаилом Сергеевичем «листаем» страницы семейной биографии, и, подводя итог некоторым фактам и событиям истории семьи, он признает:

– Я, видимо, по наследству – военная косточка. Что дед, что отец, – все воевали, все служили Отечеству. Все исполняли свой воинский долг честно и мужественно, и мне ничего другого не оставалось. И хотя я пошел в военное училище по наказу старших, можно так сказать… Но это было и мое личное желание, и даже определенная романтика… В наше время быть военным, офицером – это было почетно!

Так сын старшины Советской армии, героя Великой Отечественной и внук героя гражданской оказался в Оренбургском зенитно-артиллерийском училище. Все точные предметы Михаилу всегда давались легко, учился он отлично, а когда курсантам объявили, что они будут обучаться владению сверхсовременным вооружением, так называемыми «зенитно-ракетными комплексами», восторгу будущих офицеров не было границ.

В «Круге» первом…

1965 год. Разгар холодной войны с Америкой. Американцы наращивают вооружение, наша страна – тоже. Лучшие умы работают на армию, новейшие технические достижения, опережая благосостояние трудящихся, внедряются в армию. Сложнейший зенитно-ракетный комплекс, первый «Круг» (именно так он и назывался) появился в 60-х. И тогда же стали готовить офицерские кадры, способные обслуживать это последнее слово техники. Курсанты Оренбургского зенитно-артиллерийского училища были в числе первых офицеров, которые познакомились с «Кругом». К артиллерии это не имело никакого отношения.

– Я так называемую «малую артиллерию», все эти пушечки, – рассказывает Быстров, – впервые увидел только в Германии, когда меня назначили на должность командира зенитного дивизиона танкового полка Западной группы войск. А до того я уже много где послужил. Киевский военный округ, местечко «Гончаров Круг», который мы между собой называли «Чертов круг». Две улочки: улица Артиллеристов и улица Танкистов, каких-то сто километров до Киева, но женщин зимой в роддом можно было доставить только на танке. Потом Южная группа войск, Венгрия, – четыре года в должности заместителя командира батареи зенитно-ракетного комплекса «Круг». И только затем – Туркмения, от Ашхабада шесть километров всего, но тоже все удобства на улице. И только потом – Туркестанский военный округ, это Таджикистан, и уже где-то в сентябре 1979-го наш офицерский состав стали морально готовить к тому, что вероятен ввод наших войск в Афганистан.

– А чем мотивировали?

– Мол, если не мы, то это будут американцы. Кстати, уже позже узнали, что мы их опередили буквально на день-два, потому что 6-й Американский флот уже стоял в Персидском заливе и был абсолютно готов к вторжению в эту страну…

– Я отлично помню начало всей этой эпопеи, – продолжает свои воспоминания М.С. Быстров, – нас, я имею в виду нашу 55-ю зенитно-ракетную бригаду Туркестанского военного округа, тоже подняли по боевой тревоге 24 декабря 1979 года, а 2 января уже погрузили в эшелоны и отправили в Термез. Мы месяц простояли в Термезе, занимаясь укомплектованием штата, усиленной боевой подготовкой, а 22 февраля, как раз накануне нашего профессионального праздника – Дня Советской Армии, начали движение на Афганистан. Через понтонный мост, наведенный через Амударью, переправились сами и всю нашу технику переправили на другой берег. Задача была поставлена так: один из трех дивизионов нашей бригады должен был занять позицию у Кабульского аэропорта, прикрывая его от вероятного противника. А два дивизиона остановились, не доезжая 40 километров до Кабула. Знаменитый теперь аэродром Баграм, о котором потом и споют, и в стихах прославят, представлял собой такую огромную, естественную природную «чашу» на высоте 1800 метров над уровнем моря, со всех сторон окруженную горами…

Я уже был майором, командиром батареи, мне было 33 года, и накануне я поступил в Киевское высшее зенитно-ракетное училище на инженерный факультет. Училище было на правах Военной академии, я туда поступил в 1979, в августе съездил на первую сессию, и – здравствуйте, Афганистан! Написал заявление на академический отпуск, не зная даже, продолжу учебу или нет, и стал выполнять свой интернациональный долг, как тогда было принято говорить.

– А трудно это было… выполнять интернациональный долг? Приходилось ли вам принимать непосредственное участие в боевых действиях? – спрашиваю своего собеседника. Михаил Сергеевич в ответ достает две пожелтевшие фотографии.

– Это все, что осталось у меня от Афганистана, – поясняет Быстров.– Не считая наград от дружественного афганского народа и наград от нашего командования. Фотографировать нам тоже было запрещено, так что можно сказать… эти фото такие небольшие нарушения, всего две фотографии. Вот наша палатка, видите, там две точечки едва заметные… Это следы от пуль. Стреляли откуда-то с гор периодически. Снайперы. Винтовки имели поражение цели до двух с половиной километров. Винтовки еще английские, трофейные, оставшиеся от войны с англичанами. Американцы тогда еще не начали так активно «подкармливать» душманов, как они делали это потом, поэтому не было на вооружении у моджахедов в то время еще ни «Стингеров», ни минометов, ни гранатометов. Можно сказать, что в наше время, в 1979–1980 годы, там было относительно спокойно. Наши вертолетчики летали довольно беспрепятственно. Официальная версия же была такая: мы занимаемся в Афганистане озеленением и помогаем дружественному афганскому народу внедрять передовые методы в сельском хозяйстве.

В «Круге» втором…

– А мы были одни в этой голой пустыне, окруженной со всех сторон горами и так называемыми «келизами» – это многокилометровые проходы и пещеры между горами, представляющие собой буквально «паутину», в которых могли ориентироваться только местные. И вот они появлялись, как духи, из этих ходов, – стрельнут по нам, и так же, как духи, исчезают. Мы в ответ сделаем залп из ЗУ-23-2 – видите, на переднем плане такая небольшая зенитная установка? Если увидел вспышку в горах, зениточку развернул, шандарахнул, и – ТИШИНА!..…

Мы продолжаем разговаривать с Михаилом Сергеевичем о разных вещах, в том числе о быте, – ведь люди жили там не один месяц, а и год, и два, надо было как-то приспосабливаться и к непривычному климату, и к военно-полевым условиям жизни. Быстров рассказывает, как рыли они землянки под палатками, поскольку это была только видимая часть айсберга. Заместитель у майора был под два метра ростом, вот на эту высоту он и ориентировался. Как добывали буржуйки, потому что ночи в пустыне – не приведи господи, какой холод! О том, что примерно через полгода все наладилось, и стали приезжать даже автолавки, в которых можно было купить и подворотнички, и сигареты, а спиртного – ни-ни!

– Может быть, это потом стали выпивать ребята, – откровенно говорит подполковник, – а в нашу бытность никакого спиртного не было ни грамма. Никто не пил – ни офицеры, ни солдаты. Была высочайшая ответственность и аккуратность. В любую минуту тебя мог взять «на мушку» тот же снайпер. Это все понимали. А так… ко многому привыкает человек, – подводит своеобразный итог Быстров, – привыкает жить вдали от родины, от близких ему людей, привыкает, что никогда нельзя пить некипяченую воду и есть непривычную еду, привыкает спать совсем немного, привыкает держать наготове оружие. С местным населением, кстати, у нас были очень неплохие отношения при всем при том, а афганские ребята играли с нашими в волейбол… Привыкаешь даже не бояться постоянной опасности…

Задаю Михаилу Сергеевичу вопрос, который меня очень волнует и давно интересует:

– А к чему же нельзя привыкнуть на вой­не? И он, тяжело вздохнув, рассказывает вот такую историю:

– Наш госпиталь стоял под Кабулом, и меня старшим группы отправили в этот госпиталь. Передвигались мы не иначе, как таким образом: впереди бронетранспортер, замыкает колонну бронетранспортер, а посередине – санитарная машина с ребятами. И когда я привез своих ребят в госпиталь, одновременно туда привезли совсем молоденькую девушку. Медсестру, которую вместе с нашими солдатами захватили душманы. Наши ее отбили, привезли в Кабульский госпиталь. Она была страшно изуродована, над ней нечеловечески издевались, она была вся изрезана, отрезана грудь… Я видел, как над ней плакали врачи, и ужас стоял в глазах у бойцов.

Может, и не стоит об этом рассказывать… Наверное, не стоит. Он просит об этом не писать… А я думаю, что надо. У войны – не женское лицо, женщинам там точно делать нечего, да и совсем молодых парнишек стоит пожалеть и поберечь.

– Война, – завершает эту тяжелую историю подполковник, – дело настоящих взрослых мужчин. Профессиональных военных, а не детей. Вот тогда я пришел к такому выводу. И еще: в любой войне должно быть, обязательно должно быть человеческое лицо. Честь, совесть, благородство, великодушие. Воин – прежде всего защитник. А если он воюет с женщинами и детьми – он не воин.

«Круг» третий

М.С. Быстров именно так и прослужил все 25 лет, отдав Отечеству силы, знания и здоровье. Имеет медали, в том числе «От благодарного афганского народа» и орден «За службу Родине». Знаменитый зенитно-ракетный комплекс «Круг» стоит сейчас в Военно-историческом музее артиллерии в Санкт-Петербурге. В свое время Михаил Сергеевич водил в музей и сына Андрея, и внука Игоря, они комплексом восхищались, но военными быть не захотели. Да и сам подполковник после выхода в отставку освоил вполне мирную профессию: работает старшим инженером в Государственном унитарном предприятии «Охрана» МВД России. Ремонтирует сигнализационные системы.

– Учили нас в военном училище хорошо, – констатирует кадровый офицер, – вот знания и в мирной жизни пригодились.

Но можно ведь и так сказать: подполковник в отставке М.С. Быстров остался в строю. Стоит на страже нашей – государственной и личной собственности. Коллеги его хвалят: «Знания у него глубокие, руки золотые». Там, где другие только разведут руками: мол, не понимаем, что с системой, почему отказала? Быстров обязательно разберётся, что к чему, дойдет до самой сути. Что удивляться, – столько кругов жизненных человек преодолел!…

Татьяна ТРУБАЧЕВА

Фото Антона ЛЯПИНА