Листая страницы истории
Не Кавголово, а Калгалово
Как жаль, что многие древние названия населенных пунктов на территории Всеволожского района переиначены и искажены. Взять, например, Кавголово. Место известное. Но происхождение названия якобы точно не установлено: по одной из версий топоним происходит от личного имени Кауко, по другой – от финского kauko – «далёкое».. И, как это ни странно, в XIX веке существовало правильное название, бывшее еще при новгородцах – Калгалово.
«Калгалово– деревня, мызы Вартемяки, принадлежит Графам Церемониймейстеру Андрею и Штаб-Ротмистру Григорию Шуваловым, жителей по ревизии: 227 м. п., 263 ж. п.» (1838 год). Если бы название сохранилось, то не пришлось бы ломать голову над его происхождением: «Кал, калга – каменистое, высокое место», – говорится в словаре известного иссследователя северных говоров И.Н. Муллонен. Калгаловские холмы и дали повод нашим далеким предкам более 500 лет назад назвать деревню на высоком берегу озера «Калгалово». Даже в 1920-х годах подлинное название сохранялось, о чем свидетельствует иллюстрация: открытка 1920-х годов «Окрестности Ленинграда. Калгаловское озеро и береговые дюны, поросшие соснами».
Скандал в дворянской опеке
Современный Всеволожский район до создания Ленинградской области располагался на территории двух уездов – Шлиссельбургского и Санкт-Петербургского (после 1914 года – Петроградского). Как и во всех российских губерниях и уездах, здесь были предводители дворянства, дворянские собрания и дворянские опеки.
Дворянская опека составляла важнейшую часть деятельности дворянских собраний. На общем собрании выбирались заседатели опеки, которые изучали состояние помещичьих хозяйств, чьи владельцы в силу разных причин не могли ими управлять. Чаще всего под опеку брались имения, хозяин которых умирал, оставляя несовершеннолетних наследников. Но в самом конце XIX века в Санкт-Петербургском уезде разразился скандал – обокрали дворянскую опеку. Казначей опеки Пржиленцкий, надо полагать, при полном попустительстве предводителя уездного дворянства и заседателей опеки, похитил капиталы 33 человек (опекунств) на общую сумму около 100 тысяч рублей: наличные деньги, облигации, закладные листы и билеты внутреннего займа. Деньги по тем временам громадные.
Предводитель дворянства Г.Н. Елисеев доложил о краже на чрезвычайном дворянском собрании 7 марта 1898 года и был смещен с должности – хотя предводители дворянства избирались самими дворянами, но в данном случае скандал был таким громким, что Елисеев лишился поста по воле самодержца. Разбираться в этой криминальной истории пришлось князю А.Д. Львову, который не имел никакого отношения к Санкт-Петербургскому уезду, но был правнуком Великого князя, цесаревича Константина Павловича, а посему – доверенным лицом Романовых, и «всероссийским спасателем» – именно по инициативе Львова, создавшего Императорское Российское пожарное общество, в России началась реальная борьба с пожарами.
А.Д. Львов был временно назначен «исполняющим должность» предводителя дворянства Санкт-Петербургского уезда, произвел проверку документов дворянской опеки и познакомил уездных дворян с результатами проверки. Результаты были неутешительны, поскольку ни предприимчивого казначея, ни денег так и не нашли.
Болезни только для «благородных»
В начале XX века земства были очень обеспокоены тем, что «народное просвещение было явно недостаточным и отсутствие оного порождало деморализацию общества». Действительно, многие крестьяне, даже грамотные, имели весьма странные представления, например, о болезнях и средствах профилактики.
В июне 1903 года пала лошадь, принадлежащая крестьянину Константину Емельянову, проживавшему в Мурино. Ветврач П.В. Архангельский установил, что лошадь пала от сапа. Помещение, где стояла лошадь, было продезинфицировано. Сбрую Емельянов на дезинфекцию не отдал, на замечание врача, что может заразиться, ответил: «Заражаются только благородные». Через неделю Емельянов умер от сапа в Обуховской больнице.
Дачник с бляхой и свистком
Идиллические картины, которые представляют нам дачную жизнь в окрестностях Петербурга до 1917 года, увы, действительности не соответствуют. Жизнь обычного, не обладающего собственным загородным дворцом и огромным штатом прислуги, горожанина, пожелавшего выехать летом на природу, была опасна и трудна.
Конец XIX века стал временем настоящего дачного бума – все стремились на природу, тем более что цены на съем дачи были в основном приемлемыми. Но вместе с петербуржцами за город выезжали и «громилы». «В столице много людей без определенного места жительства, самовольно приехавших», – отмечали «Ведомости Санкт-Петербургского градоначальства». Устремившиеся в город за лучшей долей крестьяне, мещане, купцы, разночинцы и даже дворяне, разорившись или потеряв работу, иногда становились обычными разбойниками. В поисках поживы они преследовали петербуржцев и на даче. Причем не скрывали своих помыслов.
Газета «Вечернее время» писала: «Ограбив почти все дачи в Левашово, громилы перенесли свою деятельность на соседнюю станцию Графская. Наиболее дерзкий налет громил был совершен на дачу Федорова на Ольгинской улице. Забравшись в сад, громилы проникли на террасу и начали взламывать дверь, но были замечены дачниками, поднявшими крик. Громилы развязно вступили в пререкания с дачниками и, уходя, заявили, что они все равно еще как-нибудь нагрянут. Дачники Графской решили на собственные средства нанять вооруженных стражников, так как местной полиции, по-видимому, борьба с громилами совершенно не под силу».
В целях исправления ситуации правительство вынуждено было разработать «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» для дачных местностей, а губернатор Санкт-Петербурга 29 июня 1899 года издал распоряжение, касавшееся нескольких десятков населенных пунктов, в частности, знакомых нам селений Юкки, Мурино, Ручьи и Белоостров. Стоять на страже порядка обязали… самих дачников: «Для охраны порядка и безопасности в перечисленных дачных местностях учреждаются, независимо от караулов, выставляемых местными крестьянами, караулы дневные и ночные от местных дачевладельцев на нижеследующих основаниях: каждая дачная местность разбивается на караульные участки, причем для каждого караульного участка назначается приблизительно 200 сажен протяжения вдоль улицы или дорог, или же пространство, заключающее в себе от 15 до 20 домов, смотря по удобствам надзора. На каждом участке полагается по одному караульному в дневное время (с 6 часов утра до 6 часов вечера) и по два караульных в ночное время (с 6 часов вечера до 6 часов утра).
Дежурство отбывается по очереди, из каждого дома, причем очередь эта устанавливается по взаимному соглашению дачевладельцев на год вперед и утверждается Исправником. В случае если такого соглашения не состоится, очередь устанавливается Уездным исправником, о чем объявляется местным дачевладельцам. Караульный обязан иметь на себе медную бляху с надрезанною надписью «караульный участка… местности…» и свисток.
Обязанности караульного заключаются в обходе своего участка для охранения порядка и безопасности и в оказании чинам полиции всякого содействия по первому их требованию. В случае подачи полицейскими чинами или другим караульным свистка каждый караульный обязан поспешить к месту подачи свистка для оказания необходимой помощи. Каждый караульный обязан дежурить летом 6 часов сряду, а зимой и при сильных морозах не более 4 часов сряду.
Исправник вправе устранить лиц, неблагонадежных от обязанностей караульных, и требовать замены их другими лицами. Виновные в нарушении правил настоящего обязательного постановления подвергаются, по распоряжению СПб губернатора, аресту до трех месяцев или денежному взысканию до пятисот рублей». Более состоятельные дачники нанимали сторожей из окрестных крестьян, а вот те, кто победнее, вынуждены были сами выходить на дежурство. С бляхой и свистком.
Анна ЗАБЕЛЬСКАЯ